История показывает, что смена лидера в России почти всегда сопровождалась не междоусобицами, а либерализацией.
Когда президент Владимир Путин покинет свой пост — как бы это ни случилось — мы вступим в постпутинскую эпоху. Многое о следующем периоде в истории России остается неопределенным, и многие опасаются того, что он может принести: возможно, появится более жестокий лидер, возможно, Россия распадется или погрузится в хаос.
Такие апокалиптические предсказания, похоже, нашли подтверждение в событиях этого лета, когда лидер «Вагнера» Евгений Пригожин начал свое недолговечное восстание. Однако возникшее в результате военное противостояние на самом деле не было свидетельством хаоса; вместо этого лидеры восстания быстро погибли, а его сторонники либо перешли на другую сторону, либо исчезли на бескрайних просторах России.
В связи с тем, что после восстания возникли подозрения, российская элита была вынуждена удвоить свои усилия, чтобы продемонстрировать лояльность Путину. В то же время большинство россиян, как и прежде, были заинтересованы только в том, чтобы их оставили в покое, чтобы они могли продолжать свою жизнь. Для тех, кто не был охвачен мобилизацией или предпочитает не идти добровольцем на фронт, представляется достаточным проявить имитационную лояльность режиму.
Странно пытаться напугать мир призраком лидера, более ужасного, чем Путин. Что может быть хуже крупнейшего военного конфликта в Европе XXI века и больших репрессий в России, чем в позднем Советском Союзе? Благодаря Кремлю и бесхребетной элите мы уже живем в антиутопии.
Кто этот будущий монстр, который заберет бразды правления у Путина? Возможно, глава Совбеза и небезызвестный ястреб Николай Патрушев? Но разве он хуже Путина? Он всего лишь один из голосов нынешнего режима; представитель теорий заговора и антиамериканизма.
Разве такой военачальник, как погибший Пригожин, был бы хуже? Во-первых, никто бы не слышал о Пригожине, если бы он сначала не был взращен путинской системой, выделил миллиарды государственных денег и не стал самым талантливым фрилансером Кремля. Во-вторых, нужно обладать своей харизмой, деловыми ресурсами и умением получить доступ к государственным деньгам, чтобы представлять серьезную угрозу для власти. Таких людей просто больше нет.
Возможен ли переворот? Дело не в политической культуре. Думать, что заговор является наиболее вероятным исходом, все равно, что всерьез предсказывать массовые протесты из-за падения уровня жизни.
При всем этом важно помнить, что любой крупный антипутинский уличный протест будет подавлен сегодняшним полицейским государством в течение нескольких секунд. Скорее всего, это закончится даже быстрее, чем события 25 января 1968 года, когда полиция задержала восемь человек, протестовавших на Красной площади против советского вторжения в Чехословакию. Один из полицейских, записавших в тот день диссидента Павла Литвинова, произнес фразу, которая войдет в историю: «Дурак, если бы ты остался дома, ты бы жил мирной жизнью». Это именно тот месседж, который власти сегодня посылают людям.
И даже в условиях антиутопии социальная ткань России не распадается. Несмотря на все проблемы, экономическая система страны остается относительно стабильной. Способность российского общества к адаптации была недооценена: наряду с безразличием большинства людей к политическим событиям, возможность адаптации помогает обеспечить хоть какую-то поддержку власти.
Повсеместное безразличие в России будет способствовать упорядоченному переходу к новому режиму: простые люди будут подчиняться любому правителю, который кажется легитимным. Любимый Путин перестанет быть любимым, как только произойдет смена власти. Так было всегда.
Более того, если говорить об исторических прецедентах, то смена лидера в России почти всегда сопровождалась либерализацией, а не кровавым хаосом (хрущевская оттепель после Сталина, горбачевская перестройка после брежневской геронтократии и ельцинские реформы после распада Советского Союза). Даже борьба за власть наверху, исторически говоря, не приводила к хаосу.
Примечательно, что распад Советского Союза не привел к действительно серьезным волнениям в России. Большинство людей были сосредоточены на выживании, адаптации и, самое главное, использовании новых возможностей. Это правда, что страна стала свидетелем битвы между президентом и парламентом, которая закончилась коротким моментом гражданской войны в октябре 1993 года. Но большинство людей не были вовлечены и приняли сторону, которая победила. Короче говоря, ничто не указывает на то, что предстоящий переход власти в России, который рано или поздно произойдет, обречен на то, чтобы привести к более ястребиному режиму или к хаосу.
Еще одним пугалом, продвигаемым некоторыми аналитиками, является распад России. Но это еще менее вероятно, чем междоусобицы или появление лидера хуже Путина. Стремление к суверенитету в России в начале 1990-х годов стало результатом того, что регионы пытались выжить в условиях строительства новой экономики и новых государственных институтов. Когда мы вспоминаем 1990-е годы, мы часто забываем об огромных проблемах, стоящих перед правительством: от отсутствия государственных учреждений и бюрократии до пустой казны.
Существуют веские экономические, бюджетные и политико-управленческие причины, по которым Россия не распадется в постпутинскую эпоху. Россия не является особенно богатой страной, и имущественное неравенство усугубляется региональным неравенством, что делает многие регионы зависимыми от федеральных субсидий. Короче говоря, региональные экономики не могут выжить сами по себе, и выход из состава РФ вызовет серьезные проблемы.
Если у региональных лидеров и есть аппетит к независимости, то он есть только в национальных республиках России, но, опять же, большинство из них являются нетто-получателями субсидий и получают политические инвестиции в обмен на обеспечение социального спокойствия (неслучайно сумма денег, поступающих в бюджет оккупированного портового города Севастополя в Крыму, выросла на 54 процента в первом полугодии 2023 года).
Кроме того, в последние годы региональные лидеры превратились в технократов, каждый шаг которых жестко контролируется федеральным центром. Они во всем зависят от Москвы и подотчетны Кремлю, а не местным жителям. Все такие региональные лидеры стремятся получить сливовую работу в федеральном правительстве, а не стать влиятельным местным лидером.
Надо отдать должное Кремлю: он добился успеха в создании системы, населенной лояльными технократами, которые считают себя временными менеджерами, которых можно нанимать или увольнять по желанию. Это страховой полис от регионального сепаратизма.
Относительно оптимистичный сценарий смены власти — это сценарий, в котором преемником Путина является технократ. Не факт, что его заменит кто-то, кого часто прочат на эту роль (от сына Патрушева, министра сельского хозяйства Дмитрия Патрушева, до лидера «Единой России» Андрея Турчака, спикера Госдумы Вячеслава Володина или заместителя главы администрации Кремля Сергея Кириенко). С таким же успехом это может быть кто-то вроде премьер-министра Михаила Мишустина (второй по популярности политик в России, согласно опросу «Левада-центра») или мэра Москвы Сергея Собянина. Мишустин и Собянин стремились сохранить репутацию прагматичных управленцев.
Учитывая постепенное, неизбежное исчерпание путинской модели управления — финансово, социально, экономически, психологически и политически — технократический или временный лидер должен быть в состоянии обеспечить переход к нормализации. Хуже быть не может...
Андрей Колесников
Мнение авторов может не совпадать с мнением редакции
Некоммерческое сообщество журналистов
